Тираны 2. Императрица - Страница 9

Дым, пыль и пепел завесили небо, скрыли палящее солнце...

…Адмирал Джордж Эллиот опустил подзорную трубу. Не складывая, передал ее одному из стоявших рядом офицеров и жестом велел свите покинуть мостик.

– Уинсли, – процедил адмирал, неотрывно глядя на задымленный берег. – А вас я попрошу остаться.

– Есть, сэр! – капитан Генри Уинсли, который на этот раз оказался облачен в красный мундир Королевской морской пехоты, замер на месте.

Около пяти долгих минут на мостике не было проронено ни слова.

Адмирал по-прежнему смотрел на разбитый артиллерией городок. Подбородок его тяжело выступал вперед, губы плотно смыкались, к их опущенным уголкам сбегали глубокие носогубные складки.

Стоя навытяжку, капитан пытался сохранить отрешенное выражение лица, но краем глаза внимательно следил за погруженным в созерцание последствий обстрела грозным командующим.

– Продолжаете считать это недопустимым, капитан? – наконец сухо произнес адмирал. – Бесчеловечным и варварским уничтожением?

– У них ведь не было даже крепости, сэр! – ответил Уинсли звенящим голосом. – Их подобие флота мы разбили. Но берег… Там были одни гражданские лица!

Адмирал усмехнулся.

– Вы можете поручиться, что дело обстояло именно так? – поинтересовался он тоном, не предполагавшим ответа.

Как и ожидалось, капитан промолчал.

– В таком случае, Генри, – неожиданно мягко сказал адмирал и повернул голову к младшему офицеру. – В таком случае напоминаю вам, что лишь Ордену решать, что на самом деле гуманно, а что – нет.

Капитан встретился взглядом с адмиралом, вздрогнул и вытянулся еще сильнее. Несмотря на дружелюбный тон, выражение лица Эллиота сохранялось крайне мрачным.

Тот продолжил, указывая пальцем на дымящие развалины:

– И если Орден посчитает необходимой высадку пехоты на остров с целью очистки его от туземцев – вы будете возглавлять эту операцию. Потому что она в интересах Ордена. А вы действуете в его же интересах, отвечая за сохранность Предметов. Вам все понятно, капитан Уинсли?

Глядя в разноцветные глаза адмирала Эллиота, капитан Генри Уинсли четко ответил:

– Так точно, сэр!

ГЛАВА 1

РИКША

Нынешняя зима в Пекине выдалась на редкость морозной и бесснежной. Небо затянуло грязной пеленой. Ветер нес тучи колкой песчаной пыли из далекой пустыни. Завывая, швырял ее в дверные и оконные щели, выдувал тепло из жилищ, трепал одежду прохожих. За наглухо закрытыми ставнями зябли в холодных постелях горожане. Дрожь, кашель, озноб, скрип песка на зубах. Беспросветные унылые дни, долгие стылые ночи. Раскачивались блеклые от непогоды фонарики харчевен, трещали полотнища флагов над городскими стенами, слетали вывески, катился вдоль улиц мусор, горбились фигурки людей. Порой можно было передвигаться лишь на ощупь, хорошенько обмотав лицо тряпкой – иначе пыль так забьет глаза, нос и рот, что ослепнешь, а то и задохнешься. Песок и холод проникали повсюду.

Хозяин чайной лавки дядюшка Чжень кутался в стеганый халат и потирал руки – не столько от стужи, сколько от предвкушения прибыли. Зима – тяжелое время для рабочего люда. Каждую неделю замерзают десятки человек, в основном бездомные или несчастные кули, но и в жилищах погибают целые семейства. Уголь неслыханно подорожал, торговцы благодарили Небо и взвинчивали цену день ото дня. Не каждый горожанин мог позволить себе заснуть в тепле, многие треноги и жаровни стояли погасшими. Чем согреться в такое ненастье? Вечерами – стаканчиком душистой водки. Ну а утром и днем – конечно, чаем. Его у дядюшки Чженя – на любой кошелек и вкус. Посудники и лудильщики из окрестных лавок присылали подмастерьев за терпким темным сортом пуэра – шу, уже заваренным в стеклянной посуде – дешевые глиняные чайники для него не годятся. Хозяйки соседних домов приходили за развесным золотисто-коричневым шен. А рикши забегали выпить пару чашек подслащенного улуна, чтобы восстановить силы. Даже оборванцы-кулинуждались хотя бы в стакане кипятка, а иначе к концу дня упадут рядом со своими бамбуковыми жердями и корзинами и превратятся в кучу мерзлого тряпья.

В лавке дядюшки Чженя царили уют и тепло. Рубиново переливались угли на жаровне, побулькивал на спиртовке чайник. Пахло запаренными листьями и разопревшим деревом. День сегодня выдался удачный. Много клиентов, неплохая выручка.

– Никого не жалей, никому не давай товар в долг! – пересчитывая монеты и топорща редкие седые усы, поучал пожилой лавочник помощника. – Помни, чем заканчивается сострадание – никто тебе не вернет причитающегося. Взять того же полоумного Фэна, что решил торговать овощами. И что с ним случилось – опился водкой и умер прямо на улице. Подумать только! С юности горбатился на стройках и погрузках, а на старости лет решил уйти в торговлю… Разжился коромыслом, корзинами, на последние гроши закупил бобов да мерзлой капусты и давай ходить по улицам, покрикивать, будто он и впрямь заправский разносчик. Но кому такая еда нужна? Только совсем уж пропащим, так им даже и это купить не на что. А ведь Фэн и сам был из бедноты, поэтому и согласился в долг отпускать. Вот и разорился быстро! Запил с досады, а это дело до добра не доводило никого. Сердце-то у него было доброе, да вот голова дурная. Такому человеку нет места среди нашего брата! Знай – как трус непригоден для войска, так и человек с мягкой душой не годится для торговли. Какие могут быть чувства, если на кону дело и жизнь!

Дун Ли послушно кивнул. Это был широкоплечий малый с длинным шрамом на лбу. С наступлением холодов рубец багровел и выделялся сильнее, портя приятную внешность парня.